Александр Пилипюк | На Край Света и обратно

Владивосток встретил нас жаркими объятиями. В сравнении с его +25 недавние московские +35 показались легкопереносимым теплом. Город окутал нас жаром, духотой и влажностью, не знающими разницы на солнце и в тени. Лучи светила здесь жгучие, метят под самую кожу и моментально покрывают загаром.

В эти объятия нам было суждено попасть после ночного перелета и первые дни были подернуты дымкой гипногогического марева. Она становилась лишь гуще с переводом часов под новый часовой пояс. Владивосток живёт в будущем. Новый день здесь наступает на 7 часов раньше, чем в Москве. Солнце нового дня обрисовало хорошо знакомые мне улицы исторического центра. Мы прошлись по первой и главной улице города, носившей до 1873 года название Американской, а ныне Светланской. Заглянули на Владивостокский Арбат, полюбовались кирпичной кладкой старого фонда и услышали легенды таинственной Миллионки, но так и не нашли спрятанное золотое Колчака, о котором рассказывает одна из городских легенд. Миллионка - это китайский квартал 19-го века. Но это и город в городе. Китайцев здесь жило также много, как много сейчас китайских туристов на улицах, в ресторанах и отелях Владивостока. Раньше они жили десятками по одному официально зарегистрированному паспорту и прятались в своём квартале, откуда им не требовалось даже выходить. В квартале было всё им необходимое - своя гавань, торговые улицы, базар, а также разветвлённая подземная сеть опиумных курилен, игорных домов и борделей. На случай милицейских облав дома строили с подземными ходами, фальшь-стенами и тайными проходами в соседние здания с перекинутыми мостиками между стен и по крышам. А уж сколько тайников с сокровищами там было укрыто!

Естественно, мы не могли не спуститься под землю. Из жаркого и душного дня петляющих улиц мы погрузились в сырые и холодные лабиринты непроглядной тьмы. Нас ждал секретный объект, о котором и сейчас мало кто из местных жителей знает. У входа, закупоренного железной дверью, остановилась машина с пожилой семейной парой, поинтересовавшейся у нас, что скрывается за ней. Они часто тут проезжают, но никогда не знали, куда ведёт вход. А за дверью открывался вход в тоннель заброшенного подземного спецобъекта №1 МПВО. Эта сеть подземных тоннелей и камер, вырубленная вручную в скальной породе одной из сопок, стоила баснословных денег и титанических человеческих усилий. Этот город НКВД под городом Владивостоком строился для властной верхушки и мог вместить две с половиной тысячи человек. Его естественные скальные стены, дополнительно укреплённые вручную внутри, могли выдержать взрыв ядерной бомбы того времени. В Объект вело несколько входов и несколько выходов из него - один к морю, а один вёл в тайную комнату здания Крайкома. Ныне оно отдано под Банк Приморье, работники которого даже не догадываются о комнате, из которой ржавая винтовая лестница уходит в темноту подземелья. Когда-то богато обставленный и оборудованный передовыми технологиями, которых не было у города на поверхности, Объект №1 представляет ныне печальное зрелище, где ржавой стала далеко не только одна лестница. Ещё в советское время изнутри было вынесено всё, что поддавалось демонтажу, а в 90-е здесь вырезалось и вырывалось на металлолом уже всё оставшееся. Некоторые камеры оказались навечно замурованными за толстенными ржавыми дверьми. Где-то из стен бьют грунтовые воды, а куда-то пройти можно лишь вплавь. Аквалангов мы с собой не брали, поэтому промёрзнув даже в зимних флисках и куртках, и в очередной раз подивившись техническому советскому гению, поднялись на поверхность современного города, обдаваемые его жарким дыханием.

Подземелье заставило нас подняться ещё выше, к вершинам сопок, над городом. Мы воспользовались диковинным для нас горным трамвайчиком - привычным для местных общественным транспортом - городским фуникулёром. На одной из сопок разбит изумительный Нагорный парк, где гуляет долгожданный свежий ветер и открываются панорамные виды на город. Порт и большегрузы, стоянки грозной военной флотилии и торчащие из-под воды верхушки подводных лодок, заливы и бухта Золотой рог.

На острее одной из бухт, там, где заканчивается материк и начинается Японское море, узкой отмелью, напоминающей кошачий хвост, изогнулась насыпная дамба «Токаревская кошка». Она скрывается под водой во время приливов и тогда теряет дорожку к старейшему маяку Владивостока - маяку Токаревского. Мы шли до него по колено в воде, ощупью стоп выискивая дорогу.

Здесь мы прикоснулись к водам, омывающим город и сюда же вернулись уже позже, по этим водам доплыв до маяка на яхте местного жителя. Мы осмотрели город с воды, всё то, что открылось нашему взору с высоты сопок. Мы шли рядом военными кораблями, исследовательскими судами и плавучими перерабатывающими станциями, осмотрели портовые большегрузы и танкеры, заходящие в город с тысячами тысяч товаров и увидели совсем другой лик города, открывшийся для нас с морской стороны.

Кто-то сравнивал его с другими военными портами нашей Родины, кому-то названия проливов и бухт напоминали о совсем других берегах, а я перебирал в голове все открывшиеся лики Владивостока пока купался в теплых водах близлежащих островов. И лики эти мозаикой выкладывались в единое, целостное лицо. Это современный город на древней земле, полный тайн и секретов; это порт, живущий водной стихией и открывающий пути на Восток, богатый дарами щедрых глубин, границы которого напоминают о границах нашей Родины, находящейся под неусыпной охраной мощного военно-морского флота; он глубоко изрыт вглубь скальной породы, разветвляясь подземными сетями тоннелей, фортов и бункеров; и он парит в небесах, возвышаясь на сопках, с ветром разносящих его имя. Владивосток.

А на следующий день пришёл тайфун. Местные говорят, что обычно он зарождается на Филиппинах и обрушивается в полную силу на Тайвань, Корею и Японию, а сюда, если и доходит, то чаще краешком и изрядно подрастеряв свои силы. Город затянуло густой серостью и проливными дождями. Ночной ветер был шумен и быстр, стучался в окна и барабанил каплями дождя по подоконнику. На утро стихия дала себе передышку да и мы немного отдохнули от духоты и влажного, липкого жара. В город пришла прохлада. А вместе с прохладой спустились и легендарные Владивостокские туманы. Это большое везение, что нам удалось посмотреть не только открыточно-солнечный Владивосток, но и увидеть его в домашних одеяниях. Может, он принял нас как своих? Я рад, если так. Для себя я уже давно поместил его в самые родные глубины души. Тут жили мои дедушка с бабушкой, тут родился мой отец. Радуюсь, видя домашний его лик, привычный для местных. Мне нравится этот лик.

День начался с традиционной китайской чайной церемонии. Мы познакомились с чайной культурой, уходящей в древность, с историей и искусством чаепития. Попробовали различные сорта чая и освоили тонкости пития каждого из них. Китайцев исторически всегда было много на этой территории. Сейчас здесь китайцев больше, чем каких-либо ещё туристов. Автомобили и автобусы с китайскими номерами снуют по улицам города. Многочисленные группы с китайскими гидами ездят по достопримечательностям. У входов в рестораны очереди из жителей Поднебесной. Так что не удивляйтесь, почему, пройдя китайскую чайную церемонию, нас ждал урок китайской каллиграфии. За два часа мы освоили три мазка кистью и сдали экзамен, соединив линии в иероглиф «Удача». Иероглиф каждого стал ему сертификатом, скреплённый печатью школы и отдельно печатью мастера.

Удача, начертанная рукой истинного Мастера, ждала нас дальше - в музее неподалёку. Ещё утром обесточенный непогодой, а оттого закрытый Музей-заповедник истории Дальнего Востока имени В.К. Арсеньева, открыл для нас свои двери ровно после каллиграфической церемонии. Внутри нас ждала изумительная экскурсия об истории этих мест. Мы узнали о племенах населявших Дальний Восток в далёком прошлом, о ритуалах местных шаманов, о шаманских картах других миров, начертанных сегодня на потолке одного из залов, о том как осваивалось Приморье, каким интернациональным было его население и каких немыслимых усилий стоило закрепиться на этих землях. Люди добирались сюда на телегах по 2-3 года, осваивали никогда не обжитые и неприветливые места, вгрызались в скальную породу, исследовали моря, пускали корни в землю.

Закрепиться здесь навсегда - такую цель ставили и военные офицеры, и вся Российская Империя. Мы убедились в этом на примере острова Русский. Вместе с Владивостоком он составляет единую громадную крепость, защищённую со всех сторон рядами фортов, редутов, опорных пунктов и батарей на всём протяжении полуострова Муравьёва-Амурского. Мы прогулялись по Новосильцевской батарее, построенной во времена монархии настолько основательно, что и сейчас она грозно вглядывается за горизонт моря, слившись воедино с островом. А ещё Ворошиловская батарея, построенная уже в советское время. Она уходит в скальную породу на три этажа, на которых расположились жилые, технические и складские помещения. Именно здесь проходили съемки художественного фильма «Моонзунд» по мотивам одноимённого романа Валентина Пикуля. Владивостокская крепость кругами обнимает город, закрывая его со всех сторон. Со стороны Японского моря он надежно прикрыт островом Русский, где такие батареи и фортв с артиллерией, основательно вросшие в землю, разместились по всем краям.

А на краю бухты Новик стоит Свято-Серафимовский мужской монастырь. Сюда мы отправились дальше. Это единственный островной монастырь на Дальнем Востоке. С 1906 года здесь, в бараке, находилась домовая церковь 34-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. В 1914 она обрела кирпичные стены и была освещена во имя Серафима Саровского, народно любимого Святого чудотворца. Люди, связавшие свою жизнь с островом, вверяли её в руки Всевышнего. Немыслимо, как без упования на Него, без чуда, можно было пережить те зимы. Быть может, поэтому на маленьком острове было более десяти церквей. Но с приходом советской власти, на эти берега высадилась иная вера, новая идеология. Была объявлена борьба с «поповским мракобесием». Церковь Серафима Саровского расстреляли корабельные орудия новой веры, принявшей земли в свои владения. И лишь в конце 90-х полуразрушенные останки храма вернулись Церкви. Храм долго восстанавливали и в начале 00-х здесь расположился мужской монастырь. Насельники монастыря сами делают творог, сметану и сыр из молока коров своего небольшого стада. Церковь монастыря новая, но очень аккуратная и светлая. Внутри небольшая очередь на исповедь из островных жителей. Церковь возводилась и разрушалась, строилась вновь, но вера продолжала жить на острове. Живёт она здесь и сейчас. Ни это ли чудо?

Под финал дня нас ждали совсем иные чудеса. Мы заехали в огромный, красивейший островной Океанариум. На Русском под него отданы широкие земли. Это не только развлекательный объект, знакомящий с обитателями глубин, местной и мировой подводной флорой и фауной, но и крупный научно-образовательный комплекс с лабораториями и не малым штатом учёных. Мы же получили огромное удовольствие от живого выступления белух, дельфинов, морских котиков и моржей, и от поистине гигантской экспозиции, раскрывающей тайны морских глубин.

Страсть к освоению новых земель и исследовательский интерес русских людей, ставшие опорной частью нашего культурного кода, а вместе с ними - инженерный гений и мощное желание жить, энергия жизни русских людей, оставивших здесь свой след, помогли закрепиться на сложных землях, окруженных морями и их обитателями. Закрепиться высокой ценой, немыслимым трудом и суровой жизнью, полной лишений. Сегодня их прошлое стало нашим настоящим, благодаря их усилиям наши сегодняшние тайфуны не фатальны. Но это также значит, что наша жизнь сегодня - это мостик в их прошлое. Своим настоящим мы можем благодарить людей прошлого, наших предков, чтить их подвиг и чествовать жизнь, протягивая её дальше в будущее.

Владивосток - не только крупнейший порт Дальневосточного бассейна, областной административный и научно-образовательный центр. Прежде всего он основан как военный пост. Владивосток - это морская крепость. Крепость колоссальная по размеру: она расположена кольцами фортов и оборонительных сооружений на всей протяженности полуострова Муравьева-Амурского. Впечатляет она и по вложенным усилиям - финансовым, техническим и, конечно, человеческим. Самые лучшие инженеры своего времени съезжались сюда со всех концов империи, работали над её проектированием и строительством. Многие из них были выпускниками легендарной Николаевской инженерной академии. Это были блестяще образованные люди, гении в своих областях.

В этот раз мы с группой посмотрели лишь один форт - Форт №1 (Форт Царя Михаила Фёдоровича). Это один из самых хорошо сохранившихся фортов Владивостокской крепости. Постройка поразительная. Особенно в сравнении со Спецобъектом НКВД №1, к чему мы невольно обращались, бродя с фонарём по подземным этажам. Форт был полностью спланирован под нужны и потребности обороняющихся внутри. Всё продумано до мелочей, от размеров контрминных галерей в форме перевернутого яйца, по узким коридорам которых мы перемещались без стеснений и ощущения давления со всех сторон, до откосов под ручной упор стрелков и анатомических выемок в брустверах, и даже плинтусов для создания чувства уюта, в том числе, у низших воинских чинов. А сколько инженерных, именно военных решений - не сосчитать. И вмонтированные воздухоотводы для стрельбы из пушек изнутри помещений, и система звукоуловителей, чтобы подслушивать, как близко подобрался враг, и конечно, прочнейшие стены, полы и потолки с подушками из слоёв асфальта и металлических рёбер, чтобы увеличить прочность и избежать осыпания бетона и запыления помещений. Округлые формы, плавные изгибы и овальные пространства. Это 1917 год. Узкие и тесные помещения бункера НКВД - господство прямых линий и острых углов, максимальная унификация и ориентация на единственную цель - сохранение в невредимости верхушки городского правления, ценой любых жертв низких чинов. Создалось ощущение, что жизнь и удобство простого солдата уже не имели такой ценности, как раньше. Это 1949. 40 лет разницы.

Этого времени хватило, чтобы кампания по дискредитации Царя и всего имперского стёрла историческую память целого народа. Имперские времена стали считаться мраком непросвещенности, а новое время - временем всего прогрессивного и прорывного. Какие-то форты стали использоваться под склады, какие-то превратились в заброшки. Говорят, что даже военные в советское время уже не помнили обо всех фортах полуострова. Революция привела к уничтожению исторической памяти, к межпоколенческому разрыву, к подрубанию своих собственных корней.

С революцией пострадала не только связь с корнями, но и с кроной. Революция свергла монархию, обесценив наместника Бога на Земле, вместилище проекций Бога и в итоге - самого Бога, а вместе с атеистическим обесцениванием Бога, обесценилась и человеческая жизнь, сам человек. Это удивительно, ведь коммунистам казалось, что вера - атавизм, сам человек должен стать Богом, творцом своих неба и земли, стоит лишь стряхнуть с сапогов рабочего класса пыль «поповского мракобесия», но случилось с точностью наоборот. Человеческое возвышается в соединении с Божественным, но не вопреки ему. Низвергнув «Божественное», пал сам человек.

Очертания Форта скрывались в тумане с каждым шагом от него. Лес, его обрамивший, казался зачарованным. В тумане тонули наши голоса и всплывали голоса другой группы, ходившей по форту параллельно с нашей. Казалось сама ткань времён истончалась и голоса этого времени тонули в белой непроглядной пелене, а всплывали голоса иной эпохи - солдат, готовившихся принять бой, воинов, охранявших эти берега. Владивостокская крепость никогда не стреляла. До боёв дело не дошло. Это главная задача крепости - выстоять, понеся минимум потерь. Выиграть бой без единого выстрела - мастерство достойное великого воина. Но мало кто задумывается, сколько вложений, усилий и подготовки этому предшествует.

Из тумана мы выбрались в направлении пляжа Стеклянный, устланного вместо песка и гальки омытыми морем кусочками стекла и фарфора, похожими на леденцы. Не смотря на запрет и штрафы, китайские туристы увозят их пакетами и продают на своих массмаркетах. За соблюдением правил посещения пляжа особенно никто не следит, хоть он уже и находится в ведении Минобороны. Даже после нашего предупреждения один из таких туристов просто пересыпал стеклянное содержимое пакета себе в рюкзак и затерялся в толпе других рюкзаков. Заехали мы и на бухту Шамора – одно из самых популярных мест для прогулок местных жителей, где самые смелые из нас искупались, несмотря на начавшийся дождь. С мыслями о своей истории и корнях мы направились в гостиницу, а по дороге решили заглянуть в лютеранскую кирху и к своей неожиданности и большой удаче попали на репетицию органного выступления. После туманов, сырости и дождя впечатлений этого дня мы погрузились в тёплые воды органной музыки, лившейся как благодать посреди ненастья, как солнечный свет, разрывающий туманную пелену зачарованного леса, свет, проникающий во все тени и углы истории, острые и округлые.

Путешествие на Край Света продолжалось. Мы добрались до острова Сахалин. Первый день мы посвятили знакомству с историей острова и его административного центра - города Южно-Сахалинск. Край Света, суровая природа, каторга - наши первые ассоциации с островом. Их наши проводники по острову сразу же пообещали умножить, разнообразить и углубить. В Краеведческом музее, в его красивом, по-японски ухоженном дворике и внутри самого его здания, построенного в 1937 году в традиционном японском стиле тэйкан, мы узнали об истории острова, его открытии русскими мореплавателями, не простом освоении, о передаче его половины японцам после Русско-японской войны и возвращении обратно по окончании Второй мировой. И, конечно, слов о каторге из истории Сахалина не выкинуть.

Мы знали о ней из «Острова Сахалин» А.П. Чехова, путешествие которого привело на Сахалин летом 1890 года. Он посещал поселения каторжан, вёл статистический учёт, составлял картотеку, а параллельно общался со ссыльными, изучал их быт, делал заметки о жизни и труде людей, зачастую добиравшихся сюда пешком через Сибирь. Книга приоткрыла страшную завезу каторжного ада и вызывала в читателях шок, ужас и слёзы. Другой книгой, о которой мы вспоминали, была «Каторга» Пикуля. Написанная в жанре художественного романа, она, как считают некоторые историки острова, изобилует преувеличениями и авторскими фантазиями, до жути передавая ужасы каторжной жизни, но и обрисовывает обстановку Русско-японской войны 1904-1905гг., погружает в атмосферу жизни общества тех лет.

Особенный мой интерес связан с коренным населением острова. Север острова издавна был населён навхами, народом, часто относимым к сибирским монголоидам, сложившимся от контактов североазиатских и тихоокеанских монголоидных типов. Но единого мнения между учёными не существует и по сей день. Навхи имеют своеобразные черты, отличаемые их от других антропологических типов. Центр острова - историческое место обитания уильта (ороков) - другой загадочной малочисленной народности, этнос и языковую принадлежность которых сложно идентифицировать. Ученые причисляют их к байкальскому антропологическому типу североазиатской группы. Юг занимал самый таинственный островной народ - айны. В их духовной культуре, языке, религиозно-обрядовых традициях и деталях повседневной жизни прослеживают элементы сходства с народами, проживающими на значительном отдалении от современного ареала обитания айнов - на северо-востоке Азии, северо-западе Американского континента, на островах Тихого океана и в юго-восточной Азии.

Историки разбивают вдребезги популярные ныне версии альтернативной истории о том, что айны - это протояпонские племена, их коренная народность. Одна из ранних версий относила айнов к европеоидам, версия советской науки открещивалась от них, определяя их как австронезийцев, а по самой популярной версии, в т.ч. среди японских антропологов, айны пришли из Сибири. Айны были низкими и коренастыми, отличались светлой кожей и европеоидными чертами лица, а также повышенным волосяным покровом. Они былы знатными бородачами и свирепыми воинами. Ранние японцы воевали с айнами и похищали их в рабство. Почему я пишу: «были»? Потому что печальная история айнов на Сахалине заканчивается их насильственным выселением в советское время вместе с теми, кто пытался их поработить - с японцами, на берега Японии.

Все малочисленные народности, кроме айнов удержались на острове, в том числе эвенки и нанайцы. Религиозно-обрядовые традиции включали анимизм и шаманизм. Народы Сахалина наделяли душой силы природы и стихии, животных и растения, землю и воду, горы и ветер, луну и солнце. Медведь, хозяин и нынешних лесов Сахалина, от встреч с которым каждый год гибнут местные жители, считался у коренных народов «горным человеком» - воплощение Великого духа, родственником людей и их покровителем. Медведя почитали как посредника между людьми и духами, как путешественника между мирами.

Один похожий ритуал объединял сразу несколько коренных народов Сахалина. Когда хозяин тайги посылал людям медведицу с медвежонком, они убивали первую и забрали себе второго. Медвежонок жил у людей в специально построенном для него доме. Его хорошо кормили, поили и ухаживали за ним около трёх лет, после чего ритуально убивали, оплакивая как близкого родственника и поедали мясо всем племенем. Таким образом дух медведя возвращался к своему источнику вместе с подарками от людей. Дух рассказывал хозяину тайги о достоинствах людей, о том, как хорошо к нему относились, как сытно его кормили и хозяин тайги одаривал людей удачей на охоте в знак благодарности, а дух вновь воплощался в теле животных и скреплял эту удачу. Медведь таким образом носил дары в обе стороны, обеспечивая связь двух миров.

Два мира - мир людей и мир духов в представлении коренных народов. У них же - миф о двух солнцах: добром, согревающем и питающем, и о холодном и жестоком, с которым сражается солярный герой местных преданий. Похожая двойственность и два мира существовало на Сахалине и после Русской-японской войны. Остров был разделён на две части по 50-й параллели: русский север с тяжелейшими погодными условиями и соответствующим земледелием, и японский юг - префектура Карафуто. Японцы проложили железные дороги, построили города и свезли сюда рабов-корейцев, которые и сейчас составляют значительную часть островного населения. Те русские, что не переселились на север острова, жили как низшие слои общества и были обязаны кланяться японским административным представителям при встрече. По мере роста численности японского населения, разрастались города и юга японцам стало не хватать. Начались нападки на приграничные и русские территории на севере. Бои ожесточились с началом Второй Мировой войны, по итогом которой русские выбили японцев с острова. А вместе с ними выселили и айнов. Спустя 40 лет, остров полностью вернулся к России.

Сегодня мало что напомнит приезжим о Японии, но если всмотреться, то даже планировка города и его автодорог заложены японцами. Здесь царит строгое разделение по сторонам света. Но современный Южно-Сахалинск устремляется в будущее, не спотыкаясь о развалены прошлого. При этом уделяется внимание коренным народам и корейцам. Культура выращивания продуктов на частных огородах, островная кухня и даже элементы быта вобрали в себя множество мультикультурных элементов, представляя эклектичный и очень интересный стиль, который, как мне показалось, всё ещё находится в процессе формирования. Влияние нового времени и технологий сильно. Много праворульных японских машин, магазинов с корейскими и японскими товарами и продуктами, и почти ничего не выдаёт влияние китайцев. Здесь их нет.

В центре города, на одной из центральных сопок, сделали современный горнолыжный курорт, как минимум, не уступающий Красной Поляне. Мы поднялись по канатной дороге на гору Большевик — основную площадку горнолыжного комплекса «Горный воздух», откуда открывается прекрасный вид на город с высоты 601м. А закончили этот насыщенный день тотальным расслаблением в корейских банях, где акцент делается не на парных, а на бассейнах с водой разного содержания и температуры.

Прошлое города нас ошеломило, а его настоящее очаровало и вселило надежду в будущее. Российская империя долгое время не хотела осваивать и развивать остров. Покушений на его территорию было не мало со стороны разных стран. Но закрепившись на этих удивительных землях, сложной задачей становится удержание и развитие острова и его культуры, поддержка его природы и жителей, в неё вписанных - героических, приветливых и интересных, коренных, малочисленных и пустивших корни приезжих. Сахалин - древний остров будущего.

Путешествие вело нас по дивному острову. Мы побывали на чёрном от угля пляже, где кроме угольной крошки разного размера на берег выбросило увесистые горочки водорослей разной степени свежести и совершенно непередаваемого буквами запаха. Вот во всём этом мы искали самый настоящий янтарь. И мы его нашли. Звучит, возможно, смешно, но тут вполне работает «Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда», то есть «Твоё солнце взойдёт из мутных болот», или: в Тени - золото и на солнце оно сверкает влажным от морской воды янтарём.

Древние японцы считали янтарь застывшей кровью дракона. Здесь, на Сахалине дракон не является чем-то диковинным, чуть позже и мы его увидели, ну а сейчас нашли запёкшиеся капли его крови, вымываемые морем. В заливе Терпения, что на восточной стороне острова, есть несколько выходов янтаря. Сахалинский янтарь отличается от балтийского и цветом, и возрастом. По поводу возраста учёные до сих пор сомневаются – то ли он старше, то ли моложе балтийского собрата, но цвет у него особенный – красноватый, с чёрными вкраплениями. Мы набрались терпения для встречи с теневым, угольно-чёрным и неприятно пахнущим, что не сулило награды ничуть, сто раз отчаялись и хотели бросить это баловство, но продолжали разгребать завалы. И янтарь показал себя в чернейшем из мест, алым золотом воссияв на самом идеальном для этого фоне.

Не далеко от залива Терпения есть село Взморье, где когда-то находился японский синтоистский храм. Синтоисты - политеисты, они верят в богов и духов умерших, которых называют ками. Они считают, что всё в природе одухотворено ками. По дороге в синтоистский храм всегда устанавливают ворота Тории, ставшие знаком и самой религии. Тории могут быть деревянными и каменными. У храма их могут быть сотни, а могут быть лишь единственные. Эти ворота можно сравнить с порталом между двумя мирами. Они очерчивают границу междумирья, обозначая вступление в земли сакрального. От храма во Взморье остался лишь камень и тот густо зарос борщевиком, а вот мраморные Тории устояли. Удивительное свойство религий, опирающихся на анимизм, вписывать храмовую архитектуру в природные ландшафты и тем самым чтить духов местности, подчеркивать их роль, воплощать, преумножая, их силу. Храм во Взморье возвышался на вершине холма и был ориентирован по сторонам света, а Тории отделяли мир профанного сознания от его сакрального состояния. С холма открывается потрясающий вид на побережье Охотского моря. Что видит человек до и после того, как переступил врата Тории, когда пересёк границу миров?

Проехав немного дальше, мы и повстречали дракона. Хребет Жданко - массивная скала, сформированная лавовыми потоками. Айны считали горный хребет живым существом - уснувшим драконом, охраняющим местные земли. Не далеко от него мы свернули на пешую тропу, ведущую через лес вдоль ручья и по ней поднялись к водопаду Клоковский - одному из самых высоких и известных водопадов Сахалина. Не смотря на доступность - тропа до водопада занимает всего минут 20 - место очень сильное. То ли горные выходы сероводорода, то ли сплетённые нити воды, срывающиеся с пятидесяти метровой высоты, мягко, но уверенно вскружили голову. Вода обжигающе ледяная, но что-то толкает людей совершать омовение под тяжелыми струями.

Омовение взбодрило не только тело, но и дух, и мы двинулись дальше. Нас ждала красивейшая бухта - Тихая, открытая русским мореплавателем-исследователем Иваном Крузенштерном. С бухты Тихой начинается хвост спящего дракона айнов - Хребта Жданко. Кажется, и глаза, и каждая клеточка тела, и все органы чувств впитывали величественную красоту пейзажа. Может быть, так видит мир по-настоящему переступивший Ворота Тории, а может, омовение в чистейших водах Клоковского помогло открыться навстречу оживающим мифам, пробуждению дракона жизни.

Одно из знаковых Мест Силы на Сахалине - это останец «Лягушка», расположенный на южном склоне горы Горбунова. Возраст самой горы около 70 миллионов лет. В районе горы и расположенного у её подножья села Весточка проходит глубинный разлом земной коры. Из-за разницы горных пород, вступающих в контакт в этом разломе, тут фиксируются резкие скачки магнетического склонения. Этот район считается энергетическим центром всего Сахалина самими местными жителями, которые становятся свидетелями случающихся здесь аномалий. Наш водитель рассказывал, что старшее поколение учило его быть аккуратным за рулем в этом месте, машины тут сами набирают скорость, хотя дорога, при этом, ведёт в гору. Самые поразительные аномалии касаются пространственно-временных смещений.

Ещё в начале 80-х скала «Лягушка» получила статус государственного геологического памятника природы регионального значения, а в наше время к вершине скалы оборудован удобный туристический маршрут. Здесь появились обустроенные поляны для отдыха, купель для желающих окунуться в ледяные воды горной реки Аички. Река также считается Местом Силы - камни, по которым она стекает, являются ферромагнетиками, а сама вода обладает живым духом. Местные жители считают, что в ней проявлена женская сущность молодой женщины аинки. В Айичку впадают два ручья, один с живой, а другой с мёртвой водой.

Природа здесь буйствует. В какой-то момент, продираясь сквозь двухметровые папоротники, громадные разлапистые лопухи и высокие дикие травы, казалось, что я и впрямь переместился во времени, куда-то в юрский период и вот-вот из-за деревьев выскочит динозавр или другой дикий зверь. Диких зверей тут не мало. Медведь - хозяин здешних мест. На деревьях глубокие следы от его когтей. Медведей издревле почитали айны, которые жили на этом месте. Останец «Лягушка» был для них подобием храма мудрости. Ходит легенда, что айнская шаманка из племени ушты, чтобы спасти соплеменников, совершила катабазис - сошла в нижний мир. Отпечаток ритуала - погружение тела шаманки в нижний мир запечатлено на скальной породе. К этому отпечатку и сегодня приходят местные, ложатся в него и просят о самом важном. Говорят, что силы места не оставляют неотвеченной ни одну просьбу.

Поднялись по горной тропе до вершины и мы, а по пути встретили камень вопросов и ответов, и камень желаний, любопытные сами по себе. У первого даже те, кто пришёл без вопросов с удивлением обнаружили, что камень знает их самый важный вопрос, а соседний - камень желаний - самое заветное желание. А уж силы на вершине и описанию поддаются с трудом. Совершили мы и обход останца - мини кору, и посидели на спинке «Лягушки», и погрузились в отпечаток тела шаманки. Место сильнейшее и оно живое.

А что касается аномалий - мы их рассматривали как внутренние символические процессы. И включен в них был каждый из нас. Решив спускаться и поблагодарив «Лягушку» за тёплый приём, откуда-то из недр горной породы к нам выскочила живая лягушка, окинула группу взглядом и исчезла среди деревьев. «Лягушка» проявлена одновременно в трёх мирах, говорят старожилы: в мире небесном, земном и нижнем. Так и лягушка, рождаясь в воде, выходит на землю и зарывается под её покровы. Лучшего ответа на наши просьбы и благого знака для нашего паломничества к этому месту силы придумать невозможно.

Сахалин - большой Учитель. Он учит действовать в условиях неопределённости и готовиться к постоянным изменениям. В среднерусской полосе мы привыкли к нашему климату и удивляемся, когда природа выходит за усреднённые нами показатели, не беря нас в расчёт. У нас есть изменчивость времён года, четыре лика, четыре состояния, четыре сезона, в которых мы освоились и размеренно ждём их смены каждые 3 месяца. На Сахалине же счет идёт на дни, иногда на часы. Десятки разновидностей дождей, спешащих сменить друг друга. Солнце, на котором обгораешь, даже когда оно прячется под плотным слоем облаков. Туманы как воздух. Туманы как ткань пространства. Туманы как естественный клей, скрепляющий местную реальность, проявляющий, воплощающий её. Сахалин - остров туманов. Они сползают, обволакивают, укрывают, запутывают, растворяют, поглощают, порождают, заглушают, отбеливают, высветляют, стирают контрасты и лишают тени. Молчаливое царство Альбедо. А ещё ветры. Островитяне именно их считают самым сложным явлением природы. Да, это я говорю о лете. И всё это может случиться с вами в течение одного дня. В разных районах и частях острова разная погода, разный климат и разная природа.

Когда Южно-Сахалинск пришли дожди, мы уехали на восток, к Мысам Птичий и Великан. Величественные скалы, останцы в виде арок и каменных столбов, гроты, крики множества гнездящихся птиц, морские запахи – всё это всплывало из тумана и снова в нём тонуло. Берега нерассказанных снов и не сложённых мифов. Охотское море здесь кажется первичным бульоном. Гигантские водоросли покачиваются вместе с водой густым варевом. На берегу десятки их разновидностей. Колонии птиц облюбовали прибрежные останцы, арки и столбы. Их крики и биение крыльев растворяются в тумане, едва прозвучав. Эти берега изобилуют биоразнообразием. На возвышающихся над береговой линией мысах раскинулся лес - дом редких животных. В нём водятся сахалинская кабарга и «краснокнижный» лемминг. Не покидает ощущение сновидения, в котором ты то ли проснулся, то ли погрузился ещё глубже. Туманы сознания, полутона без острых краёв, мягкие звуки колыбельной на заре человечества.

Когда дождь пришёл на восточную часть острова и температура упала до 14 градусов, мы отправились на западную. Спустились с перевала и попали в тепло, где не было и следов дождя. По пути заехали на Поляну Богов - современное, очень любопытное местечко, находящееся в частных руках, хозяева которого пытаются рассказывать о славянских корнях русского населения. Здесь установили наглядную карту-лабиринт с алтарём в центре. Справочники говорят, что установленные скульптуры - это герои русского народного фольклора, на деле же это макет ритуального пространства, он же - карта мироздания славянской мифологии, поделённая на сектора - части света и её архетипические константы в виде древних Богов. Говорят, местные всё чаще съезжаются сюда, читают про мифодрамы Богов и мироустройство, и остаются, чтобы отметить важные для себя даты - дни рождения и свадьбы.

Дорога уходила в Холмск - бывший японский город Маока. Местные называют его «наш Владивосток» или «малый Владивосток» - не только потому, что это город-порт со своим яхт-клубом и незамерзающей бухтой, но и потому, что люди расселились здесь ярусами или террасами на холмах - отсюда и русское название. Между Южно-Сахалинском (Тойохарой) и Холмском (Маокой) в японские времена была проложена железная дорога, ныне заброшенная. Не далеко от Холмска японцы сделали плотину, чтобы поставлять в город воду, так появилось живописное водохранилище или Тайное озеро. От него мы прогулялись пешком ближайшими деревнями и увидели Чёртов мост, который для японцев строили рабы-корейцы. Их не мало полегло при строительстве, поэтому говорят, что он был построен на костях. Обратно мы доехали на электричке от станции «Чёртов мост» до станции «Тайное озеро». Маршрут полный символизма.

В последний день мы добрались до поразительного места, красивейшего мыса Евстафия. Долгая и трудная дорога проходила через заброшенные карьеры, где когда-то добывали уголь и германиум. Сегодня они наполнились дождевой водой, которая, из-за содержания сульфитов в почве, окрасилась в ярко-бирюзовый цвет. А дальше дорога уходила глубоко в лес. Это не лес поглощал дорогу, но она пыталась отвоёвывать себе хоть тоненькую полоску земли сквозь густые заросли. Лес настолько плотный, обвитый зеленью, что кажется тропическим. Он напоминает Амазонию, бескрайние дикие джунгли. Дорога петляет, проваливается в ямы, заполненные водой, карабкается вверх и пересекает реки. Когда мы едем вдоль реки и через неё, видим отчаянные броски горбуши к нересту вверх по течению. Кажется, открой дверь и она запрыгнет в салон.

Через три часа русские тропические горки заканчиваются и мы оказываемся на побережье чёрного цвета, несёмся с ветром по угольным пескам к самому краю. Упитанные нерпы на прибрежных камнях провожают нас ленивым взглядом. Мыс Евстафия был назван И.Ф. Крузенштерном в честь великомученика Евстафия Плакиды в 1805 году. Поднявшись на самую оконечность, создаётся ощущение, что ты стоишь на краю света, что ты паришь над ним вместе с птицами и ветрами.

Это был прекрасный финальный аккорд нашего путешествия по Сахалину. А впереди был Итуруп, остров, что в семь раз меньше Сахалина, остров ещё более непредсказуемый. Спасибо, Учителю Сахалину, что подготовил нас.

Итуруп. Самый крупный остров архипелага Курильских островов. Остров огня и лавы, воды и ветра, туманов и дичайшей природы, восхищающей с первого же взгляда. На острове насчитывается 20 вулканов, 9 из которых - действующие. Когда мы приземлились, нас встречал один из высочайших вулканов острова - Богдан Хмельницкий (1585м.). Местные сказали, что нам повезло - не часто он открывается туристам, а перед нами он открылся практически полностью, спрятав лишь свой пик, своё жерло за полами облаков, надетых по-парадному приветственно - шляпой.

На вулкан иногда совершают восхождения, но затея эта слишком не проста в воплощении даже для бывалых любителей походов. Здесь нет лесных троп, нет треков, идти тут попросту негде. Такой лес я не видел больше нигде - плотный, непролазный, густой. Тесные ряды деревьев сплели непроходимые для людей пространства. Деревья тут жесткие, содержание в них смолы значительно ниже, чем в средней полосе, поэтому они практически не гнутся. Когда поднимается ветер, начинает казаться, что происходит что-то странное - деревья остаются недвижимы. Почва между ними каменистая, густо поросшая бамбучником, собирающем на себе влагу, и кедровым стлаником, расставляющим жесткие капканы стелющихся по земле ветвей. Продвигаться вперед можно только прорубая или пропиливая себе дорогу. Естественно этого никто не делает. Поэтому часто измотанные, промокшие группы, разворачиваются и спускаются, не достигнув заветной вершины. А вот для медведей, истинных хозяев острова, это прекрасный ковёр, по которому они довольно быстро передвигаются.

Мы начали знакомство с островом с вулканических массивов действительно непередаваемой красоты. Сначала мы доехали до Белых скал. Это сформированные из-за подводного извержения древнего вулкана образования из пемзы и вулканического стекла. Ещё в дороге они поражали, меняя цвет, с серого, пропитанной влагой пемзы, на искрящийся белый, иссушенный на палящем солнце. Эти скалы причудливы и цветом, и формой. Острые клыки раскрытой белой пасти никогда не статичны. Белая пасть дышит. Она меняет свои очертания. Старые клыки обрушаются, тут же обнажая новый ряд острых и ослепительно белых. Здесь же проходит медвежья тропа. Не проходит она, кажется, только в некоторых городах острова, и то, новые районы умудряются заползать и на неё. Медведей мы не встретили, но встретили останки тех, кто их встретил до нас. На тропе до Белых скал, омываемая горным ручьем и ветром, виднелась человеческая нога, отделённая от тела. Небольшая, скорее подростковая. «Нужно сообщить в полицию», говорит наш проводник, «и обязательно держаться вместе».

Неподалёку от Белых расположены Чёрные скалы, отнесённые к геологическим памятникам природы Курильской гряды. Это выходы тёмной базальтовой вулканической экструзии многогранной формы и столбчатой структуры. Островная скальная порода сохранила слепки древних времён, запечатлела то время. Можно  долго стоять и просто рассматривать рисунки, изгибы, сломы, столбы дочеловеческих потоков лавы, ставших скалами и плато, почвой и всем островом. Даже песок меж скал, серебряное и чёрное искрящееся побережье, служившее нам дорогой, поражало. Целое побережье кварцевых и титано-магнетических песков.  Когда-то самураи добавляли этот песок в сталь лучших своих мечей, а сейчас мы забавляемся, играя на берегу с магнитами, притягивающими песчаные ёжики.

Внимание - основа. На Итурупе это понимаешь особенно. Смотри вокруг и под ноги, наступай аккуратно и помни - ты в гостях. Природа-мать тут хтоническая, Великая мать в своём архаическом облике, столь же свирепом и жестоком, сколь поражающе прекрасном и чарующем.

Первыми людьми, не без труда научившимися выживать на острове, были айны. Они приспособились к тяжелейшему климату и ландшафту, освоили рыболовство и охоту. Мы видели наконечники их стрел и гарпунов, которые и сейчас находят на пляжах. Четыре стоянки древних обитателей острова были обнаружены в бухте Оля, куда мы заехали ближе к концу дня. Название ей было дано по форме. Оля или Ойя переводится с айнского как «копыто». Бухта почти круглой формы. С её высокого берега открываются завораживающие виды. В солнечный день вода играет десятками оттенков, шустрые судёнышки снуют с уловом, а чайки парят над водами, разбивающимися о прибрежные скалы.

В другой живописной бухте - Лососевой, на побережье залива Простор, мы увидели «Стену водопадов», воды которых не замерзают и зимой. Среди местных жителей ходит второе название - «Плачущие скалы». Если приглядеться, то вода, проступающая из источников на скальных пластах, действительно напоминает слёзы, выступающие из-под прикрытых тяжёлых каменных век. Неостановимые слёзы, не замерзающие. Итуруп приучает вниманию, приучает держать глаза открытыми ко всему, не отворачиваться и не опускать их. Жизнь героя в непроходимых лесах Архаической матери, на её застывших лавовых полях и вгрызающихся в небо зубьях вулканов. Герою нужен кто-то, кто сможет выплакать его слёзы, кто вернёт его слёзы ему самому, сделав его человеком и кто в конце пути оплачет его, когда он наконец сомкнет свои тяжелые веки.

На следующий день Курильск ждало солнечное утро, но мы знали, что скоро придёт туман и приведёт с собой непогоду. Поэтому мы выехали пораньше и заехали в посёлок Китовый на берегу Охотского моря, где живёт чуть более 600 человек и расположен порт. Здесь построили смотровую площадку, высаженную цветами, с которой открывается прекрасный вид на порт, море и вулкан Чирип - крупнейший на острове. А у подножья другого действующего вулкана Богдан Хмельницкий в давние времена разлились лавовые потоки, сформировав плато, известное ныне как Янкито. К нему мы и устремились. Это остроконечные красно-коричневые скалы причудливой формы, образовавшиеся при соприкосновении потоков раскалённой лавы и ледяных морских вод. Здесь хорошо изучать различия лавовых пород и созерцать закаты, играющие тёплыми лучами по разноцветным лавовым выступам и впадинам.

А когда спустился туман, мы были в пути на другую часть острова, заехав по пути на окраину леса, чтобы полюбоваться на проступающие из тумана курильские деревья. На Итурупе темнохвойные леса представлены в основном сахалинской пихтой и иезской елью, которые за счёт низкого содержания смолы и невероятно твёрдой древесины распускают почти плоские зонтичные ветви и принимают диковинные изгибы под натиском сильных ветров. Окружённый туманом и призраками деревьев ощущаешь, будто попал в зачарованный лес, в обитель духов и медлительных гигантов. А ещё просились ассоциации с Саванной, но не реальной, а её потусторонней инверсией - Саванной затерянного в безвременье континента души.

Но наш путь лежал из тумана - к Куйбышевскому заливу и Тихому океану, где уже во всю поливал дождь. Даже в ясную погоду океанические воды здесь совершенные иные, чем со стороны Охотского моря. Могучая стихия, обманчиво Тихая. Эта обманчивость порой становилась роковой для кораблей и китов. Судно Корунд, навечно осталось поглощенным песками побережья. Неподалёку виднеются останки кита. Часто туманные, низкие, песчаные берега на юге и юго-востоке сочетаются здесь с крутыми и обрывистыми на юго-западе и востоке. Воды залива обнажают острые клыки выступающих рифов, скал и камней, а глубина на входе резко обрывается на 40-50 метров. Девятикилометровый перешеек соединяет Куйбышевский залив с заливом Касатка на противоположном берегу острова. Это бескрайнее побережье Тихого океана, окаймлённое с севера хребтом Иван Грозный, а с юга хребтом Богатырь. Над заливом Касатка возвышается Чёртова скала, испещрённая японскими сквозными тоннелями. Японцы сокращали себе пути-дорожки по острову, пробуривая с помощью динамита и рабского труда пленных корейцев и китайцев тоннели сквозь скальную породу. В них хранили боеприпасы и оружие. С этих берегов во Вторую мировую японцы уходили воевать - из бухты кораблями, а выше, на хребте находился аэродром, с которого их эскадрилья ушла в свой последний бой - в Перл-Харбор. Прогулялись и мы по петляющей сети тоннелей, после чего решили обсохнуть, а заодно послушать лекцию про историю острова в Краеведческом музее. Нас ждало невероятное удовольствие - богатейший материал о геологии, флоре и фауне острова, о культурах и нациях, судьбы которых переплелись на нём, сочетался с яркой подачей, богато наполненной, как цифрами, сводками и статистикой, так и шутками.

Всё путешествие мы с коллегами возвращались к теме народа, закрепившегося на дальневосточных рубежах нашей родины, к вопросу их корней и самоидентификации. Я постоянно вспоминал особенности русского культурного кода в описании Сергея Переслегина, где одна из основных - пересечение огромных территорий - код первооткрывателей, исследователей дальних земель. Да, нынешние люди здесь не так давно. Они шли сюда с материка очень долго, как и древние айны, но закрепились, путём невероятного мужества и суровых испытаний. А закрепление, по Переслегину, не самая сильная черта нашего культурного кода, поэтому сложности здесь существуют и сейчас. Но нашему народу на помощь пришло стечение обстоятельств и желание других культур завладеть этими землями, и уже они привнесли свои особенности в узор нашей адаптации на Дальнем Востоке. В адаптации к территориальным и климатическим условиям и состоит суть культурных кодов. Увы, в советское время от всего иностранного решили отказаться, как от вражеского, не вписывающегося в идеологию нового времени. Айны, выходцы из Сибири, ставшие знатоками Курильских островов, вместе с японцами были выдворены. Но я не считаю, что люди, живущие здесь, лишены корней. Они впитали из многих корней, они сплавились с этой землёй и они действительно влюблены в неё. Их инаковость может казаться чуждой, но они ближе к корням, чем многие жителей мегаполисов Российского центра.

Это особенные люди, целеустремленные, не сидящие без дела, но вросшие в вулканическую породу островной культуры. Они ловят рыбу и солят её на материковый манер, едят с картофельным пюре и хлебом в батонах, но на столе вы найдёте и корейскую капусту кимчи и соления из морской капусты, а в кафе быстрее всего вам приготовят японские роллы. Здесь мало солнечных дней, очень влажно и холодно, но люди пытаются выращивать овощи, хотя большую их часть привозят пароходами с материка. Дальний Восток - место всё ещё формирующегося уникального подвида русского культурного кода, он молодой, но невероятно интересный и он живой.

Каждый день путешествие нас чему-то удивляло, каждый день был интереснее предыдущего и рассыпал перед глазами вспышки искрящийся поразительной красоты. Невероятно, но это оказалось не таким простым занятием - быть поражённым каждый день, каждый день быть открытым для новых впечатлений и впускать в себя новые отблески красоты.

Одни из самых сильных впечатлений от Итурупа были получены на воде. 6 часов в лодке, напугавшие часть группы, пронеслись стремительным потоком удивлений, воодушевления и неминуемой поражённости красотой острова. Мы обогнули лишь небольшую его часть, наблюдая за птицами и кольчатыми нерпами, заплывали вглубь гротов, в которые ещё день назад всматривались с земли, удивлялись сменяющим друг друга цветам воды, любовались на жемчужные нитки водопадов-гигантов, поражались исполинским останцам и кекурам, маневрировали меж острых скальных клыков в узких коридорах расщелин, видели заброшенные маяки, установленные когда-то титаническим трудом и несгибаемым намерением героев, ворота Тории, оберегающие границы миров над заходами в бухты, обрушившиеся в холодные воды жерла древних вулканов, многометровые водоросли и пугливых бакланов, громадных чайек и оранжевых медуз, внимательных орлов и спустившихся на побережье лис.

На Итурупе даже лодочник делился с нами богатой информацией об острове, углублялся в историю и размышлял о смыслах религии айнов и японцев. За всё время на Итурупе я не встретил ни одного островитянина, который делал бы свою работу вполсилы, с неохотой или под принуждением. Тут, кажется, ещё сохранились времена профессионалов, знатоков своего дела, безмерно в него влюблённых. Как и в сам остров. Смотрители музея, лодочники, гиды и проводники по острову, водители и официанты, администраторы гостиниц и продавцы в магазинах. Возможно, мне везло, но каждый из них, встретившийся на моём пути, был не столько обходительным или учтивым, люди здесь под стать природе - крепкие камни на сбивающем с ног ветру, но стоит увидеть их в деле, кажется, что они срослись с ним, доведя каждое действие, слово, манёвр до совершенства. И ничего лишнего при этом, только необходимое. Это не похоже на индустрию услуг и развлечений, это особый способ жить, въедливый, наполненный, включённый. Поэтому мой проводник по острову, Антонина, и не согласилась на большую группу, как я её ни упрашивал. Это мне хочется, чтобы как можно больше людей увидели невероятное, чтобы у каждого желающего был шанс присоединиться к моим группам, а тут воссоздаётся камерная, даже семейная атмосфера, в которой проводники отдаются группе сполна, делятся всем, что знают, обращают твоё внимание на неожиданное, в тот миг, когда ты сам смотришь совсем в другую сторону. Они знают эффект, производимый островом, и погружают тебя в него полностью, аккуратно выстроив надежные рамки заботы и безопасности.

Другим профессионалом, влюблённым в своё дело, была научная сотрудница, смотрительница местной Долины гейзеров. Гейзеры находятся внутри гигантского жерла вулкана Барановского, где даже покров почвы нагрет до 90 градусов, а от серистых испарений, глинистых выплесков и разноцветных окислов голова начинает кружиться уже через час. Но для смотрительницы это время встречать следующую группу, проводить новую лекцию и новый обход Долины. И так целый день. Каждый день, пока позволяет погода.

А если выйти из жерла и спуститься чуть ниже по стратовулкану Барановского, можно обнаружить кипящие вулканические озёра покрытые клубами пара, горячие реки, спускающиеся по склонам и бассейны с разноцветной водой, где-то наполненные кислотой, маняще-изумрудного цвета, где-то с ярко-жёлтой и салатовой каймой из окислов серы на берегу, а где-то срывающиеся ещё ниже потоками водопадов.

На следующий день перед вылетом я решил немного прокатиться по острову и забрался на одну из т.н. пирамид - высоченных смотровых площадок, сделанных из скальной породы, оставшейся после строительства дороги. Первая часть группы была уже в аэропорту, я с замыкающей частью вылетал через час. Купить всей группе, даже маленькой, места на одни рейсы оказалось просто невозможно. Стоя на вершине пирамиды, обдуваемый налетевшим ветром, я смотрел по сторонам, на виднеющийся вдалеке Курильск, прижавшийся к берегу, на молчаливый лес внизу и наползающий с моря непроглядный туман, медленно двигающийся в сторону вулкана Хмельницкого, скрывшийся в молочной белизне, а значит и в сторону аэропорта. Первой группе удалось улететь вовремя. А наш самолёт уже не прилетел и мы остались на острове ещё на сутки. Переполненные впечатлениями, уставшие, пытающиеся вернуться домой, в какой-то момент мы уже смирились и приняли многоликую изменчивость природы, впустив вместе с ней свою судьбу. На следующий день я продумал несколько вариантов, на случай если самолет прилетит через 2 часа, через 4 или ещё на сутки позже, и отпустил всё остальное. Настроение в группе тоже сменилось принятием. И в какой-то момент за нами пришла вахтовка в аэропорт, небо прояснилось и наш самолёт сел на остров. Мы погрузились и взлетели именно в тот момент, когда вулкан Богдан Хмельницкий показался во весь свой рост. И в отличие от дня прилёта, на нём уже не было шляпы.